сердцах, и когда отец свозил в Лондон к дантисту страдавшего зубами Дикки, тот, вернувшись, сказал:
– Кстати, о фальшивомонетчиках. Сегодня на Сент-Суизин-лейн один человек продавал маленькие пузырьки с каким-то жёлтым снадобьем. Когда он этим жёлтым веществом натирал пенни, они прямо на ваших глазах превращались в новенькие полукроны. Средство стоило пенни за пузырёк, и я купил три.
– А я всегда думала, что орудия фальшивомонетчиков очень дорогие, – удивилась Элис.
– Слухи, – махнул рукой Дикки. – Их нарочно распространяют те, кто борется с преступлениями, чтобы у большинства людей даже мысли не возникало попробовать. Но теперь, когда я обзавёлся нужным составом, все пути перед нами открыты. И полагаю, что это не будет преступлением, если, конечно, потом не расплачиваться за покупки фальшивыми деньгами.
И вот в тот же день, сразу же после обеда и съеденного за ним пудинга на околопочечном жире, который хоть кого лишит предприимчивости, но только не нас, мы отправились в «заканцеляренный» дом.
Славная наша верёвочная лестница ожидала нас, надёжно запрятанная среди прихваченной заморозком ежевики. С её помощью мы забрались в мощённый каменной плиткой двор, а оттуда проникли через дверь кухни в дом.
Ключ от неё теперь всегда находился у Освальда при себе. Он повесил ключ на ботиночный шнурок и носил на шее, будто талисман или медальон с прядью волос утраченной возлюбленной, хотя у Освальда, разумеется, никогда не было утраченной возлюбленной. Он подобные штуки решительно презирал, пусть даже многие вполне неплохие герои и относились к этому по-другому. Как говорится: «De gustibus…»[148] Не помню, как там дальше. Короче, что одному хорошо, то другому смерть.
Мы поднялись в комнату с решётчатой дверью, и она показалась нам очень голой. Три бутылочки с жидкостью жёлтого цвета да двадцать монет, достоинством в полпенни каждая – вот и всё, что у нас было. Не слишком-то много для выпуска фальшивых денег.
– Нам надо обставить всё так, чтобы было похоже на логово фальшивомонетчиков, – сказал Освальд.
– У них должны быть плавильные печи, – донёс до нашего сведения Дикки.
– А спиртовка для этого не подойдёт? – предложила Элис. – У няни есть одна завалящая. На полке в кладовке стоит.
Мы решили, что вполне сойдёт.
Затем Ноэль напомнил, что фальшивомонетчикам необходимы формы для отливки. Тогда Освальд отправился в магазин и купил за семь пенсов и три фартинга две деревянные давилки для выжимания лимонного сока плюс две эмалированные миски за шесть с половиной пенсов, так как в силу свойственной ему предусмотрительности вовремя сообразил, что фальшивомонетчики используют воду.
Вернувшись, он тут же взял то самое дырявое ведро для угля, к которому все мы питали дружеские чувства, и, наполнив его водой, отнёс наверх. Вода, конечно, сквозь дырки немножечко просачивалась, но не настолько сильно, чтобы это нам особенно мешало.
– Ещё нам требуется скамья, – сказал Дикки. – У представителей большинства профессий она имеется. И у сапожников, и у портных, и у юристов.
С этим было труднее, однако мы справились, обнаружив в подвале доски, кадку и пивной бочонок. К сожалению, кадка оказалась выше пивного бочонка. Пришлось подложить под неё взятую у няни книгу «Путь Пилигрима» и два журнала нравоучительного содержания. И когда сверху мы положили доски, вышла отличнейшая скамья.
Поскольку именно Дикки обнаружил и приобрёл на свои карманные деньги жёлтый состав, ему было позволено первому испытать его. Но держала монеты, пока он их обрабатывал, Элис. Конечно, девочки куда меньше нас, мальчиков, приспособлены для серьёзных дел (исключая уход за больными). И всё же мы должны быть к ним добры, если хотим иметь право называться героями. Во всём есть свои плюсы и минусы.
Элис разделила доверенную ей честь с Ноэлем. По правде сказать, в основном держал монеты именно он, а Элис тем временем пыталась покрыть их серебряной фольгой от шоколадки, но это её занятие остальных из нас, ясное дело, увлечь не могло.
Г. О. и Ноэлю поручили по очереди стоять на часах, однако вскорости оба заявили, что им это надоело, скучно. Тогда часовым стал Освальд и не успел даже трёх минут им пробыть, когда выкрикнул:
– Тихо! Сюда кто-то идёт!
Все орудия фальшивомонетчиков были мигом убраны, и мы, как заранее договаривались на случай, если нас кто-нибудь потревожит во время нашей незаконной деятельности, спрятались за углом.
На самом деле никто, разумеется, к нам не шёл. Малышне после этого захотелось снова нести караул, но Освальд им не позволил.
Игра получилась отличная. «Заканцеляренный» дом обладал магическим свойством обращать в реальность любую игру. Изображая миссис С., я и впрямь ощущал себя жутко несчастным. А Дикки мне после рассказывал, что чувствовал себя очень неуютно в роли неудачливого монарха, отправленного под нож Великой французской революцией. Особенно когда дело дошло до казни на гильотине, пусть даже в этой роли, как он прекрасно знал, выступала всего лишь подъёмная дверца курятника.
Мы играли в фальшивомонетчиков несколько дней. Все научились стоять на стрёме. А потом у нас стало крепнуть чувство, что настала пора для чего-нибудь нового. Ноэль усиленно собирал волосы со своей расчёски, дополняя их конским волосом, который выдёргивал из набивки дивана в гостиной, чтобы обзавестись власяницей и стать отшельником. Освальд купил напильник, готовясь примерить на себя нелёгкий жребий узника Бастилии, который бежал оттуда, подпилив решётку и оставив после себя спрятанные в трубе очага записки о жизни, полной великих событий.
Мы обнаружили, что посеребрённые монеты несколько часов спустя становятся грязно-чёрными. Приходилось их покрывать золотой или серебряной краской. Зато наши карманы теперь были набиты золотыми и серебряными денежками, и мы могли ими позвякивать или вытаскивать напоказ полными пригоршнями, чтобы люди дивились нашему богатству, но издали.
А потом настал знаменательный день.
Утром Г. О. упал в бочку с водой. Полотняную рубаху его мы высушили, но она сделалась жёсткой, словно бумага. Старая няня это заметила, затем обнаружила, что Г. О. под рубахой совершенно мокрый, и, опасаясь простуды, уложила его в кровать. Банде фальшивомонетчиков пришлось отправиться в своё логово без Г. О. Все фальшивые деньги мы оставили дома, так как няня подарила Элис для кукол кусок тесьмы, сплошь расшитой серебряными блёстками, напоминающими крошечные турецкие монетки.
Мы дошли до «заканцеляренного» дома, забрались в него обычным своим путём и посвятили себя безнадёжной работе над серебряными чешуйками с тесьмы, превращая их в золотые полусоверены.
Ноэль в тот день вёл себя крайне странно. Он пытался сочинить стихи про узника Бастилии и сперва сильно ворчал, а потом попросился в часовые, чтобы спокойно подбирать рифмы. Мы едва успели подделать четыре
